Венчик вышел из шатра Матильды. Теперь, когда он достиг своей цели и получил оплату по всем своим непогашенным жизненным счетам, он мог позволить себе оглядеться вокруг. Сумерки падали на степь батистовым покрывалом. На равнине Небо ощущалось совсем не так, как в мегаполисе. Вечер наполнялся звуками, как недавно наполнился словами воздух вокруг Матильды. Но эти живые звуки мира нравились Венчику куда больше, чем горькие ее обвинения.
- Нет, ты не зачинай песню с "гой", ведь не "гой", а "ой" поется, - говорила тем временем женщина в летах, сидевшая на подстилке возле шатра. Рядом стояла девочка лет 12. - Представь что ты ртом словила птичку, без усилия, а так будто во рту ей и место, и тут же ее надо выпустить на волю и уже дальше ткать полотно звуков. Ну попробуй...
- Гой... - пропела девочка. Женщина покачала головой.
- Ну поди, Алечка, отдохни... А у меня разговор есть... - сказала женщина, протягивая одну руку Алечке, а другой властно подзывая Венчика таким знакомым ему жестом, каким обычно подзывала его Матильда. Теперь он заметил и сходство черт между ними. Только в женщине, сидевшей перед ним была, не свойственная Матильде твердость и уверенность. Но улыбка была таже, этой улыбкой она пригвоздила Венчика, и глазами заставила сесть подле себя, после проговорила: - Что, господарь Венчик, наговорила Вам моя Матильда обидных слов.
Венчик кивнул.
- Вы не серчайте на нее. Не со зла девка... Молчала всю жизнь, пока другие пели. Уж тут ни один нормальный человек не выдержит. А теперь пристала к своему племени и как с цепи ее сорвало. Всем без вычету правду говорит, целую дорогу. И такую жестокую да горькую, что мы уж и не знаем, куда глаза девать. Никого не щадит. Есть у нас одна некрасивая девушка, так Матильда так ей прямо в лицо и сказала: "Уродина, не хочу больше щадить твои чувства, не красивой ты была всю жизнь, такой и будешь". Другой сказала, что дура она, коли мужу своему позволяет с каждой бабой знаться. Деду нашему - главе рода - сказала, что его никто не слушает и не уважает, потому что выпивает он много. Брата моего обвинила в том, что жену свою бьет, потому что он ничтожество. Сестре выговаривает, что та чавкает. Бабку обвинила в том, что та всех всю жизнь ненавидела, и потому теперь в ее роду все такие - злющие. Все ее раздражает. Никому спуску не дает. Весь табор через нее переругался. Все скелеты наружу достала. Все тайны выкорчевала. И прогнать мы ее не можем. Все ж наша кровь. Да и виноваты мы перед ней сильно. Но не любит ее тут никто, господарь Венчик. Крепко не любит.
- Кто ж правду любит? - усмехнулся Венчик.
- Не то ты говоришь, Господарь, и думаешь не то... Не так жить меж людьми надо. Думаешь мы не знаем, что та девка уродина, а другая дура, и что дед пьет, и что тетка наша материться. И что берут наши сыновья в жены девок, чтоб те плодоносили - не больше, не меньше. Не для любви. Все мы про себя знаем. Но мы ж все-таки род, единый, и тем едины, что закрываем на это глаза.
- Что ж по Вашему, мама, вы уж простите, что вас так называю, но что ж по Вашему закрывать на все это глаза?
- А как иначе?
Венчик покачал головой.
- Ты еще молод, Господарь Венчик, можешь и вправду меня звать мамой. Но я тебе вот что скажу: есть любовь к роду, к ближнему. И есть глупости, и глупости эти мелкие: та - дура, тот злой, тот несправедлив. А я сама, может, плохая мать. Но на том род и стоит, что деться некуда. Все мы впряжены в одну судьбину. И какие уж есть, все вместе идем по этому миру. И если выбирать между любовью и глупостями, я выбираю любовь. А справедливость... А справедливость оставь демагогам, идеалистам и прочим философам - тем, которые все готовятся жить, да только никак не начнут.
Венчик ухмыльнулся. Хотел было возразить, да не стал.
- И вот, что я тебе скажу еще, Венчик. Семья держится на терпении и прощении. Если не готов умерить свой эгоизм, терпеть и прощать, не заводи семью. Не продержится она долго. Многие люди в мегаполисе вашем так. Уж больно привыкли получать. Уж больно вся ваша культура построена на удовлетворении желаний - немедленном и часто в кредит. И бросить вам легче, нежели отказаться от собственного удовольствия, покоя и удобного существования. Да только с таким подходом семья долго не продержится.
Венчик кивнул головой и вдруг сказал:
- А что, мать, как у вас тут с обычаями? Свадьбу сыграть можно?
- Отчего не сыграть. Пусть только девка поутихнет чуть-чуть. Поспустит пар. Остепенится маленько. И так сразу за тебя и выдам. Вернешься в свой мегаполис с молодою женой.
Венчик улыбнулся, слушая краем уха, как затрепетал полог шатра. Алечка, девочка лет 12, тренеровавша голос, поднесла ему зажженную трубку, поклонившись. А потом стала перед ними и затянула песню - чистенько и звонко.
"И правда будто птичку поймала и выпустила" - подумал Венчик, спокойной улыбкой втягивая пряный полынный дым.