без ярлыков
В эту зиму Венчик был особенно самостным. Не одиноким, потому что одиночество он разучился чувствовать, а именно самостным. Целыми днями он просиживал перед телевизором, в крохотной гостинной, где горела гирляндами елка с покосившейся верхушкой и почти полностью облетевшими иголками. Игрушки на елке были куплены на распродажах, часть украшений была взята с других праздников, но Венчику она все равно нравилась. Вечерами он тушил верхний свет и смотрел на елку, которой почти не было видно из-за обильного серебрянного дождика и зеленого серпантина. Венчик знал, что елку убили, и что это нехорошо. Он слышал как время от времени лавиной осыпались с не иголочки. Но она была елкой, самой настоящей, взаправдашней, неискуственной елкой из леса, и за это он не мог не любить ее, не чувствовать таинства праздника, глядя на нее.
Вечер опадал на мир неслышно, будто этот самый мир натягивал черное бархатное одеяло от пяток до макушки. Мир был еще совсем молод и ворочался как Венчик в детстве. По крайней мере так казалось Венчику, когда он пил горячий чай с лимоном и сам заворачивался в плед от пяток до подбородка. Он смотрел все передачи подряд, щелкая без устали кнопками пульта дистанционного управления. Иногда он находил какой-то нелепый или наоборот лепый фильм и смотрел его. Сам, один. Самость Венчика достигла таких угрожающих (как могло показаться иным, там за окном) размеров, что он начал громко комментировать происходящее на экране, хотя комментировать было не для кого.
Но Венчик упорно рассказывал все, что знал неведомо кому. Смотрел ли он фильм по мотивам Гордости и Предубеждения, он читал лекцию об авторе и о самой книге. Или научно-познавательную программу о Киевской Руси, он и об этом много чего знал. Или скажем о повадках птиц где-нибудь в Южной Африке. Он все рассказывал, рассказывал, рассказывал неведомо кому, а неведомо кто его внимательно слушал и даже начал задавать наводящие вопросы по ходу этих длинных лекций. Если Венчик чего-то не знал, он отправлял Неведомо Кого за Большим Советским Энциклопедическим Словарем, или сам залазил в Интернет и интересовался.
Так они и подружились Венчик и Неведомо Кто.
Вечер опадал на мир неслышно, будто этот самый мир натягивал черное бархатное одеяло от пяток до макушки. Мир был еще совсем молод и ворочался как Венчик в детстве. По крайней мере так казалось Венчику, когда он пил горячий чай с лимоном и сам заворачивался в плед от пяток до подбородка. Он смотрел все передачи подряд, щелкая без устали кнопками пульта дистанционного управления. Иногда он находил какой-то нелепый или наоборот лепый фильм и смотрел его. Сам, один. Самость Венчика достигла таких угрожающих (как могло показаться иным, там за окном) размеров, что он начал громко комментировать происходящее на экране, хотя комментировать было не для кого.
Но Венчик упорно рассказывал все, что знал неведомо кому. Смотрел ли он фильм по мотивам Гордости и Предубеждения, он читал лекцию об авторе и о самой книге. Или научно-познавательную программу о Киевской Руси, он и об этом много чего знал. Или скажем о повадках птиц где-нибудь в Южной Африке. Он все рассказывал, рассказывал, рассказывал неведомо кому, а неведомо кто его внимательно слушал и даже начал задавать наводящие вопросы по ходу этих длинных лекций. Если Венчик чего-то не знал, он отправлял Неведомо Кого за Большим Советским Энциклопедическим Словарем, или сам залазил в Интернет и интересовался.
Так они и подружились Венчик и Неведомо Кто.